Вдохновлённая своей простудой - записываю старую идею

[miraekl]

Адмиралу Яну постоянно, на всех встречах, во всех интервью обязательно задавали один и тот же вопрос. В небольших вариациях, но один и тот же. "Вам было страшно?" "Вы боитесь чего-то?" "Как вы справляетесь со страхом?" Почти всегда он нервно улыбается, отшучивается, что пугает его только повышение цен на листовой черный чай, рассказывает что-то из древней истории о том как боролись со страхом и наказывали трусов на старой Земле. И никогда не говорит правды. Это Вальтер Шёнкопф понял почти сразу же - читать адмирала легко, он и не пытается скрывать своих настоящих мыслей. Вот только при ответе на вопрос о страхе он не колупает щеку в попытке придумать ответ, не закрывает глаза в поисках вдохновения - он вспоминает, не даёт себе сил вспомнить до конца и находит любой подходящий ответ. Это цепляет командира Розенриттеров. Ян Венли не такой человек, чтобы бояться буки под кроватью, вздрагивать при мысли о мгновенной практически смерти при разгерметизации флагмана или застывать в ужасе перед угрозой боли. Но что-то его все равно гложет - и это может быть опасно. Примерно такими словами успокаивал свою совесть Вальтер, пока расспрашивал тех, кто знал Яна дольше чем он.
- Испугаться? - Дасти трёт в затылке, потом мотает головой. - Нет. Не припомню. То есть, он живой, не герой из боевичка - волнение перед экзаменами, все эти "боюсь, мне завтра влетит" или "я опасаюсь этого здоровяка", но вот чтобы помнить спустя столько лет? Ну, разве что его кто-то задел, когда меня рядом не было...- сжимая непроизвольно кулак.
- Ян? Ну, конечно, он умеет бояться. За флот, за людей - видели сами, как бледнеет при отчетах о потерях. - Кассельн отвечает на его вопрос в коридоре, торопливо, так и норовя нырнуть обратно в стопку бумаг. - Хотя я с Вами согласен, генерал, его что-то испугало по-настоящему. До невозможности дышать, до холодных рук и паники в голове. Он слишком хорошо понимает тех, кто в таком состоянии совершает глупости. Но что это или кто это - нет, я не подскажу.
К Фредерике он обращается уже в самом конце. Та обдумывает его вопрос по-женски обстоятельно, крутит в руках палочку стилоса, которым делала пометки в электронной записной книжке.
- Не знаю. - наконец выдает женщина, любящая адмирала. - Может, это произошедшее с той дамой - политиком? Ну, и вообще вся эта история с не его выбравшей женщиной? - мисс Гринхилл очень ещё юна, очень романтична и в то же время логична. Мало кого не испугает зрелище того как любовь юности забивают ногами на стадионе в прямом эфире - а ты в это время от нее на расстоянии парсеков и световых лет. И в то же время Вальтер думает, что это неправильный ответ - то что он ищет случилось намного раньше.
- Вальтер.- голос у адмирала чуть резче обычного, взгляд чуть жёстче. Они выходят из зала совещаний - Ян как и всегда на пару шагов впереди. И внезапно останавливается - Зайдите ко мне.
В каюте адмирала ненамного теплее, чем на остальном Изерлоне, в фильтрованном воздухе едва слышится запах выдаваемого в обязательных наборах одеколона. И все равно тут уютнее, чем в большинстве жилых помещений крепости. Книги, мелкие сувениры и главный чёрно-белый символ уюта, развалившийся поперек койки. Вальтер садится на пол, с удовольствием почесывая этот самый символ за ушами. Венли улыбается смущённо - и лезет в тумбочку
- Вы узнавали боюсь ли я. Боюсь. Вот он, символ моего страха. Такого как вы описывали - до темноты перед глазами, невозможности даже закричать, до кошмаров в долгой космической ночи.
На ладони адмирала лежит простой электронный термометр. Бело-красный пластик, чуть поцарапанной металл кончика с датчиком. Вальтер медленно кивает.
- И сколько на нем было?
- Почти сорок.- Ян присаживается рядом с ним, смотрит на приборчик в руке. - Вы не удивлены
- Думаю, подсознательно я этого и ожидал. Что ещё могло бы так напугать нашего Волшебника как не бессилие перед обстоятельствами? И как вы это допустили, коммодор?
- Тогда ещё капитан.
Они молчат. Кот мурчит, разбавляя тишину. Наконец, Вальтер проговаривает тихо:
- Расскажешь?
- Нечего. - он обычным пожатие плеч закрывается дале от лучшего друга. Потом все же решается. - Прошло буквально полгода, как Кассельн подкинул мне казавшуюся на тот момент невыполнимой задачу по воспитанию одинадцатилетнего мальчика. Я пытался вспомнить, что мне самому нравилось и что было интересно в этом возрасте. Слетали из Хайнессена на природу, долго гуляли, купались в каком-то озере, осматривали поселение времён первопроходцев. - слова буквально выдавливаются, что так нехарактерно для прекрасно знающего цену и силу слова адмирала.
- А потом вечером Юлиан уже дома предложил мне поесть одному. Я отпустил его отдыхать, заволновался ближе к ночи. Потеребил парня, а он весь горит. Тридцать восемь с хвостиком. Пока набрал врача, налил простой воды, нашел свою аптечку в кухонном ящике за банками с крупой - уже за тридцать девять. К приезду врача там было тридцать девять и девять. Корь. Старая миссис Минц не позаботилась о внуке. А я...- Ян замолкает.
Вальтер знает что надо отшутиться, перевести разговор, но только кивает. Он хорошо представляет себе что скрывается за короткими словами - выброшенный из ящика рис, который ещё надо будет собрать завтра. Опрокинутая на кухонный стол аптечка, в которой некогда искать нужный порошок. Голос в видеофоне:"Я капитан космического флота! Моя страховка распространяется и на членов семьи! Вы обязаны!"- ровный, холодный, злой - и не видит сонная регистраторша как молодой мужчина всаживает ногти в ладонь второй руки, чтобы не закричать и не назвать её пустоголовой дурой. И собственная рука кажется слишком горячей, когда касается лба и щеки мальчишки, к которому прикипел почти мгновенно, но сам не признавался в этом. И отголоском того страха - доклад о вылете "Спартанцев", когда чашка замирает не донесенная до рта, пока мисс Гринхилл не прочитает "жив, вернулся, сбил две вражеских валькирии".
- Хорошо, что мои дети были достаточно умны, чтобы попасться мне на глаза только во взрослом состоянии. - он улыбается чуть нервно. И вдруг добавляет:
- Вам стоит это все рассказать в каком-нибудь из интервью. Женская часть Альянса будет нашей.
Зная, что никто никому никогда не расскажет.